РЕВОЛЮЦИЯ

— в самом широком смысле это радикальное, коренное изменение любого устоявшегося годами (а то и веками) порядка протекания различных процессов.

Нет ни одной области общественной жизни, где ни происходили бы эти внезапные, неожиданные перевороты. Они случаются в государствах и в умах, в технологиях и искусстве, в науке и технике, в религии и поведенческих стереотипах, в литературе и моде… Но в какой бы сфере ни проходила революция, она неизменно сопутствует иной форме протекания общественных процессов, своему антиподу — эволюции.

Эволюция — это медленные, постепенные и последовательные изменения, не приводящие к скоротечному, катастрофическому разрушению существующей системы, к которым ведут революции.

Гораздо чаще термин «революция» используется для характеристики политического переворота, в результате которого происходит смена власти и правящих элит.

Степень глубины революционных изменений измеряется характером задач социальных групп, классов, каст, партий, совершивших переворот. Так, многочисленные военные перевороты в ряде латиноамериканских, азиатских и африканских государств, «бархатные» и «цветные» революции последних лет, квалифицируемые как «революция» (и, как правило, так и воспринимаемые в массовом сознании) приводили к банальной замене одной правящей элиты на более энергичных конкурентов и не вели к качественным переменам в экономике, политике, социальной жизни этих стран. Другие же — революция в Англии в XVII в., война за независимость в США и Великая французская революция в XVIII в., Февральская в России вместе с Октябрьской революцией большевиков 1917 г., исламская революция 1979 г. в Иране имели колоссальные, как для этих государств, так и для всего мира последствия.

Природа революций, причины, движущие силы, мотивы, специфика их реализации, характер последствий — все это до сих пор является предметом горячих дискуссий не только в научном мире, но и в самых широких кругах далекой от науки общественности.

Иррациональный характер протекания революционных процессов, их стихийность, противоречивость, непредсказуемость, неуправляемость, разрушительность — все это заставляет массовое сознание воспринимать революцию как аналог природной катастрофы, страшного стихийного бедствия.

В попытках понять, почему незыблемый, казалось бы, порядок мироустройства может рухнуть буквально в один день, а привычные, нередко веками существовавшие нормы социального поведения, моральные и религиозные устои окажутся отброшенными за ненадобностью теми же, кто являлся их хранителем, люди обращались к священным книгам.

Практически во всех сакральных текстах мировых религий сформулированы развернутые эсхатологические учения с подробным описанием признаков, которые будут возвещать и сопровождать конец человеческой истории.

Для современников революций и бунтов яркие, выразительные апокалипсические образы писаний служили своеобразным понятийным аппаратом для толкования происходящего.

Смута, кровопролитие, разруха — неизбежные спутники революций — воспринимались как небесная кара за прегрешения рода человеческого перед Творцом. И сами творцы революций убеждены были в том, что они — орудие в руках Бога, Судьбы, Провидения, призванные искупить кровью, своей и чужой, грехи человечества и построить справедливое Царство земное по образу и подобию Царства Небесного. Этим руководствовались и соратники О. Кромвеля в Англии (XVII в.), и протестантыизуверы вроде Томаса Мюнцера и Иоанна Лейденского (XVI в.), безжалостно расправлявшиеся с инакомыслящими в Германии, и американские пуритане, в своем стремлении построить «Град на Холме» безжалостно уничтожавшие индейцев.

Провиденциализм стал важным инструментом объяснения причин революций и для сторонников научного социализма — К. Маркса, В. Ленина и их последователей. Только, по представлениям марксистов, спасителем человечества явится не Машиах иудеев, не Иисус христиан, не Махди мусульман, а вооруженный знанием законов общественного развития пролетариат, руководимый партией революционеров. Именно этому классу объективно предназначено, предопределено построить коммунизм — рай на Земле. А неизбежность эта вытекает из основополагающего закона общества — учения о мировой истории как смене общественно-экономических формаций (первобытнообщинный строй, рабовладельческий, феодальный, капиталистический, коммунистический).

Причиной смены является конфликт между непрерывным ростом производительных сил общества и устаревающей системой производственных отношений. Объективная необходимость разрешения этого противоречия и приводит к революции. Движущими силами ее выступают классы, заинтересованные в свержении существующего строя и замене мешающих развитию общества производственных отношений (т. е. господствующей формы собственности) новыми, более прогрессивными.

Уже первая масштабная попытка реализации учения о смене капиталистической общественно-экономической формации путем пролетарской революции была фактически ревизией учения Маркса.

В России, где большевики во главе с Лениным совершили Октябрьский переворот, не было объективных предпосылок для «смены формаций», а пролетариат численно и идейно не подходил для мессианской роли коллективного освободителя. Неудивительно, что революционный процесс в России после 1917 г. пошел таким чудовищным, иррациональным путем, поставив государство с тысячелетней историей на грань распада. Аналогично и итальянские фашисты, и немецкие нацисты пришли к власти под лозунгами «социальной революции». Реализация же ее идей вскоре привела к Второй мировой войне.

Тесная связь войн и революций несомненна. Во-первых, редко революционный переворот осуществляется в условиях прочного мира. Он происходит либо в воюющей стране, либо в преддверии надвигающейся войны, либо выступает одним из ее следствий. Во-вторых, сама революция, оборачивающаяся, как правило, резней и гражданской войной, провоцирует боевые действия с другими государствами (а собственная страна превращается либо в объект внешней агрессии, либо в агрессора).

Следующий за революцией хаос через большой промежуток времени приводит к «обратному движению маятника» к диктатуре, «железной руке», авторитарному порядку, который смягчается только через немалое количество времени.

Сторонники «революций» говорят о том, что после «переходного периода» инновационный эффект революции бывает большим, чем ущерб от вызванного ею хаоса, но это утверждение умозрительно и не подтверждается историческими фактами.

Как правило, время и силы, затраченные на одно лишь восстановление хотя бы дореволюционного уровня настолько велики, что у страны не остается сил нагнать тех, кто шел нереволюционным путем. Это в свою очередь приводит к новому кризису, возможно, новой революции, новому хаосу и новому рывку.

Французский философ А. Камю сравнивал эту модель с образом греческого Сизифа, вынужденного постоянно закатывать в гору скатывающийся камень, не успевая насладиться плодами своих трудов и счастьем постепенной, нормальной размеренной жизни и работы. Выйти из «ловушки Сизифа», слезть с иглы наркотика революции, рывкообразной модели развития, очень трудно, это требует сознательной воли целого народа.